Члены жюри конкурсной программы VIII «МОНОfest» поделились на своих страницах в facebook тем, что их больше всего впечатлило на фестивале.
Пунктуация и орфография авторов сохранены.
Ирина Алпатова, театровед, критик.
Это был фестиваль очень высокого уровня, при этом «фестивальные» спектакли прекрасно сочетались со «зрительскими», что важно.
Хореографическая «Дюймовочка» Ольги Пона и Татьяны Крицкой (Челябинский театр современного танца) - чистейшая история женского взросления и поиска гармонии, через преодоление ошибок, штампов «дамского счастья» с финальным уходом в абсолютную свободу.
«В.» Романа Кагановича и Сергея Азеева (петербургский Театр ненормативной пластики) - ещё одна попытка постичь судьбу Вертинского, здесь - трагическую. Ювелирно сделанный спектакль, где практически не звучат знаменитые песни, вышел на обобщения судьбы художника-эмигранта, да и художника в принципе. Сергей Азеев - это большой русский актёр. Не в перспективе, а уже сейчас, виртуозно владеющий всеми гранями актерского мастерства.
«Юдифь» Бориса Павловича и Катерины Таран (петербургский центр «Альма-матер») - спектакль страстный и дисгармоничный, как сама жизнь, заставляющий подключаться всем нутром, спорить, выворачивающий наизнанку, вытаскивающий из тебя личное, подчас темное.
«Головлев» Вероники Вигг и Александра Романова (Тверской ТЮЗ) - стильная, атмосферная страшная сказка, история знаменитых «умертвий», где зло становится обычным делом, а потому растёт ощущение ужаса, несмотря на мягкость и негромкость актерского существования.
«Макото» по пьесе Юлии Тупикиной в постановке Михаила Егорова и исполнении Марии Беккер покоряет своей тонкостью, лиричностью, отходом от «быта» и красотой прикосновений к условной Японии. Стильно, очень лично и трогательно.
И, наконец, великий «Злой спектакль» Клима, Алексея Янковского и Татьяны Мариничевой. Ритуальное и литургическое действо, завораживающее, безоговорочно подчиняющее своей высокой мысли и форме. Больше, чем театр.
Наград, как всегда, не хватило, но не в них же суть… Спасибо коллегам по жюри Павел Руднев, Юлия Баталина и Алексей Кокин за понимание и отношение.
Алексей Кокин, член СТД РФ, критик
Все же театр очень важная штука. Там проговариваются существенные вещи, которые в другой ситуации вслух и не скажешь.
Монофест начался с документального рассказа о насилии советских войск на тех территориях. Продолжился искренней жалобой позднего послевоенного Платонова на невозможность снова полюбить для человека, вернувшегося с войны. Радион Букаев и актриса Марчела Стати говорят об этом не настырно и даже несколько сухо. И это очень правильно.
Вертинский опасный сюжет. И заманчивый. Но артист ТТ Альберт Макаров обладает и смелостью, и – да, да – должным артистизмом, чтобы с этим материалом обращаться на равных.
Вскоре выходит Сергей Азеев (Театр Ненормативной Платики, реж. Роман Каганович) и начинает ту же историю, взятую из той же автобиографии Вертинского, рассказывать с собственной мукой.
И тут начинается уже наш жюрский кошмар: как это разделить? Как разделить эти, в общем, параллельные рассказы?
Обо всем не могу написать, но «Юдифь» Бориса Павловича, сыгранная трепетной Катериной Таран на украинском языке – так, чтобы мы половину слов не понимали, мне кажется очень точным жестом. В том ведь и дело, что мы не стараемся понять. И начинаем убивать друг друга. Ну и, в конце концов, это было очень красиво. Пока она не отрезала голову возлюбленному.
«Злой спектакль», наверное, все-таки нуждался в комментарии. Эта мантра, написанная Климом, - из цикла монологов, которые никогда не были произнесены героями Достоевского, но могли носиться у них в голове. И вот у тебя на глазах «Князь Христос», как сам ФМ называл Мышкина, превращается в Иуду, страдающего от неизбежности своего предательства. Вообще-то это мужской текст, но то, как его произносит Татьяна Мариничева, убеждает в универсальности. Это, конечно, штучные вещи, написанные и сделанные друг для друга. Наверное, мало кто, (или никто) кроме Алексея Янковского не мог бы с этим справиться. И превратить это в сладкую театральную казнь.
Павел Руднев. Председатель жюри, театральный критик.
На фестивале моноспектаклей "Монофест" в Перми победили два спектакля об Александре Вертинском - Романа Кагановича и Бориса Мильграма. Наверное, кто-то скажет, что это типично и стереотипно, предсказуемо, ведь моноспектакли о Вертинском - это отдельный жанр, и, наверное, ни один фестиваль монопьес в России не обходится без спектаклей о Вертинском.
И вот здесь будет ошибка. Потому что самый главный итог фестиваля "Монофест" для меня - это появление нового тренда, радикальная перемена в осмыслении фигуры Вертинского Сергеем Азеевым и Альбертом Макаровым. Выведение жанра на новый уровень.
И дело даже не столько в том, что, например, Азеев вообще не поет ни одной песни Вертинского, а Макаров поет, стараясь как раз не попасть в интонацию Александра Николаевича, артист не аристократичен, он показывает некрасивую жизнь артиста. Дело в том, что эти две работы выводят моноспектакли о Вертинском из эстрадного контекста в дискуссию о сталинском времени. Здесь доминанта - сложная биография художника и его мучительность существования в золотой клетке советского периода. Драма позднего репатрианта Вертинского помещена едва ли не впервые в точно такой же контекст, что и у Прокофьева и Куприна, Горького и Булгакова. Оба артиста рассказывают о неуютности существования, о двойной морали художника, который пытается быть лояльным строю и одновременно существовать в диссидентской опале. "Одни слова для кухонь, другие для улиц" - даже в общеизвестной биографии "Дорогой длинною" что-то написано для вождя, а что-то от сердца. И Сергеей Азеев, и Альберт Макаров рассказывают о том, как мучительно быть артистом, то есть быть копией того времени, которое тебе досталось. Отражать время, вынужденно становиться зеркалом эпохи - тяжкая обязанность артиста, шрамирующая его лицо.
Comments